Анастасия Бабичева с 2017 года руководит самарским проектом «Знание остановит гендерное насилие. Поиск новых решений». При этом более десяти лет она работала в детских домах и пансионатах, с нуждающимися семьями, со взрослыми инвалидами и другими уязвимыми группами населения.
«Самара-ГИС» продолжает проект в поддержку пострадавших от домашнего насилия. В новом материале Анастасия Бабичева рассказала о ситуации с домашним насилием в России, существующих общественных предубеждениях на эту тему, а также правильной работе с пострадавшими.
— Расскажите историю вашего проекта. Была ли необходимость перед созданием проекта пройти какое-то обучение?
— В помогающей деятельности я уже 13 лет, и за это время мне довелось поработать с разными уязвимыми группами. Как волонтер я работала в детских домах и пансионатах, в постинтернатном сопровождении, с нуждающимися семьями, со взрослыми инвалидами и так далее. И по ходу работы в какой-то момент пришло понимание, что куда бы я ни взглянула, всё упирается в насилие — на любом уровне, в любой проблеме. Так я поняла, чем хотела бы заниматься дальше. Был и личный интерес: я, как и все, выросла в культуре толерантности насилию, и мне было важно проработать собственный опыт. Однако еще пару лет я просто-напросто не могла ответить на вопрос: «Как начать?». Как, с какой стороны подступиться к проблеме, которая огромна и которая гораздо больше меня самой? Но, как говорится, если есть вопрос, обязательно найдется и ответ: так, постепенно вокруг меня появились единомышленницы, которые тоже были заинтересованы в работе по проблеме насилия. А потом, в 2017 году нам подвернулся счастливый случай: я выиграла конкурс на грантовую поддержку, благодаря которому мы смогли обучиться работе по проблеме насилия на международном уровне.
Без обучения работать в теме насилия просто невозможно — это очень сложная и тонкая сфера, в которой легко навредить, если действуешь неправильно. Поэтому для меня было принципиально важно начинать подготовившись и обучившись. Еще один важный момент: работать в теме насилия нельзя, не проработав собственный травматический опыт. Понимая всю серьезность своего намерения, я начала личную психотерапию. Так и появился проект «Знание остановит гендерное насилие».
— Как устроена работа вашего проекта? Кто к вам обращается?
— Работа проекта устроена просто: мы принимаем обращения по электронной почте, по телефону и в соцсетях. Вся работа строго конфиденциальна, а при необходимости может вестись анонимно. После того, как социальным консультантом уточнены основные моменты обращения, обратившийся (а в абсолютном большинстве случаев — обратившаяся) получает рекомендации по работе с тем или иным специалистом — психологом и/или юристом. Это также может быть детский психолог, если в запросе о помощи присутствуют дети, или психолог по работе с собственным агрессивным поведением, если запрос этого касается. Работа со специалистом ограничена пятью сессиями в рамках одного запроса. Вся работа полностью бесплатна. Её осуществляют профессионалы-волонтеры, которые отдают часть своей профессиональной нагрузки в пользу проекта.
Кроме того, у проекта есть благотворительное продолжение: мы оказываем натуральную помощь семьям с детьми и, в том числе, женщинам, которые выходят или уже вышли из насильственных отношений. Раз в месяц мы проводим дни раздачи натуральной помощи (продуктов питания и средств гигиены), а также поздравляем детей-именинников с их днями рождения. Для наших подопечных это довольно ощутимая поддержка, которая, пусть отчасти, но все же помогает встать на ноги.
— Какая сейчас динамика обращений в ваш проект?
— Я не могу сказать, что обращений в проект очень много: в месяц мы принимаем в среднем от четырех до семи обращений. Однако по каждому такому обращению сопроводительная работа может вестись несколько месяцев и даже несколько лет. Потому что мы не бросаем обратившуюся после того, как, например, пять консультаций завершены. Социальный консультант будет поддерживать контакт и отвечать на необходимые вопросы. Кроме того, часто одна и та же обратившаяся может возвращаться в проект с разными запросами. Например, сначала это запрос о том, как закончить насильственные отношения. Далее, через время, это запрос о том, как отстоять свои интересы в судах, например, об алиментах и порядке общения с ребенком. Далее, это может быть запрос о том, как наладить самостоятельную жизнь, как начать новые отношения. Каждый такой запрос мы отдельно прорабатываем — даем рекомендации и организуем работу со специалистом.
— Меняется ли в целом ситуация с домашним насилием в стране?
— Если вы спрашиваете о том, стали ли у нас в стране меньше бить, я вынуждена ответить, что, думаю, нет. Для того, чтобы изменилась ситуация с домашним насилием в масштабах страны, должно пройти гораздо больше времени, чем нынешний период и чем даже наша жизнь. Насилие глубоко встроено в культуру общества, а значит, чтобы в обществе перестали применять насилие, в культуре должны произойти глубинные изменения.
А если мы говорим о том, меняется ли отношение общества к проблеме насилия, то вот оно, бесспорно, меняется. Я могу предположить, что для рядового обывателя эти изменения пока не столь заметны. Впрочем, тема насилия сегодня прочно входит в повестку СМИ, поэтому, полагаю, и широкая аудитория заметила, что что-то происходит. Ну а для меня как для помогающего специалиста изменения очевидны.
В России за последние годы появилось большое количество помогающих организаций по проблеме насилия, причем это не только работа с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия. Это проекты, посвященные проблемам буллинга, сексуализированного насилия над детьми, насилия над мужчинами, собственного агрессивного поведения и так далее. Да, в масштабах нашей огромной страны помогающих инициатив до сих пор критически мало, однако для новейшей истории России их — беспрецедентное количество. Кроме помогающей работы, эти проекты ведут активную информационную работу, которая не может не менять общественное сознание. Пусть медленно, пусть пока со стороны сообществ, но все же эти изменения уже происходят. Еще вчера о домашнем насилии у нас даже не говорили, а сегодня уже обсуждают аспекты, например, работу с авторами насилия или степень травматизации детей-свидетелей насилия. Соответственно, на меняющееся информационное поле реагируют масс-медиа — тема насилия начала активно звучать в средствах массовой информации: от местных изданий до глянцевых журналов. Эти же изменения транслируют лидеры мнений — селебритиз, блоггеры. Очень наглядной была ситуация с Региной Тодоренко, которая сначала проявила себя совершенно традиционным образом — возложила ответственность за насилие на пострадавшую, а затем, столкнувшись с осуждающим отношением общества, обратилась в один из помогающих проектов, просветилась, поменяла своё мнение и начала активно транслировать обратные идеи.
Почему изменение отношения важно? Потому что это, прежде всего, дает поддержку пострадавшим и укрепляет их в намерении не терпеть, не допускать усугубления. Чем больше женщин поверят в то, что насилие неприемлемо, а сами они не виноваты, тем меньше историй многолетнего насилия, насилия длиною в жизнь будет происходить, тем меньше детей будут вырастать в семьях с насилием. Кроме того, изменение отношения к насилию — это путь, пусть и очень длинный, к тому, чтобы сами агрессоры перестали поднимать руку и применять силу. А еще, и это тоже очень важно, изменение отношения к насилию — это единственный путь к тому, чтобы в обществе менялись законы и порядки. Когда критическая масса людей осознает, что любое насилие калечит, а потому любое насилие неприемлемо, у нас, хочу верить, появятся и законы против насилия, и работающие механизмы их исполнения.
— Как правильно работать с пострадавшими от домашнего насилия?
— Не обвиняя и зная особенности травмированной психики. «Не обвини» — это аналог врачебного «не навреди» в работе с насилием. Самое страшное и опасное, что может сделать человек относительно пережившего насилие — это предложить самому пережившему ответственность за насилие. Это называется виктимблейминг, то есть обвинение жертвы. Это пресловутая позиция «она сама виновата», «подумай, чем ты могла спровоцировать», «попробуй вести себя иначе», «на тебе была короткая юбка», «ты дала основания» и так далее. Важно понимать, что насилие — это всегда выбор того, кто его совершает. Никогда не существует ситуации «она меня спровоцировала, я не мог ничего поделать». Всегда есть альтернативы, что поделать. Но совершается конкретный выбор — выбор в пользу насилия. И за этот выбор отвечает всегда и только автор насилия. Почему же опасен виктимблейминг — потому что именно он заставляет оставаться в насильственных отношениях или молчать о произошедшем насилии. А это значит, что именно он поддерживает насилие и делает его сильнее.
Что касается особенностей травмированной психики, то такой подход к работе с пострадавшими от насилия называется травмоинформированным. И в нашем проекте мы работаем именно на его основании. Важно знать, что насилие всегда травмирует — не существует насилия не травмирующего. А психотравма — это серьезное явление, влияющее на работу мозга и всего организма. Например, травмированный мозг передает приоритет в работе древним частям, отвечающим за выживание, «отключая» части, отвечающие за логику и воспоминания. Вот почему пострадавшие от насилия могут плохо и обрывочно помнить ситуацию насилия. Вот почему в ситуации насилия не получается контролировать выбор стратегии «бей — беги – замри». Что касается работы организма, то такое понятие как «неблагоприятный опыт», включающий насилие, может в десятки и сотни раз повышать вероятность зависимостей или суицида у человека, может реально снижать работу его иммунной системы и так далее. Работая с пострадавшими от насилия, необходимо хорошо понимать, чем обусловлено то или иное проявление человека. Это помогает, в том числе, воздержаться от обвинений и перекладывания ответственности за последствия насилия.
— Какие истории от ваших клиентов вас потрясают или затрагивают больше всего?
— Наверное, это истории, в которых страдают дети. Например, для нас важно говорить о том, что дети-свидетели насилия травмируются точно также, как если бы они были пострадавшими. Иными словами, если ребенок наблюдает насилие одного родителя по отношению к другому, для ребенка это столь же разрушительная ситуация, как если бы он сам подвергался насилию. Вот почему дети в историях домашнего насилия — это всегда пострадавшие. Нельзя недооценивать степень деструктивного влияния насилия в семье на ребенка. И поэтому, когда в семье есть ребенок или дети, которые, как правило, очень тяжело и болезненно переживают свой опыт, воспринимать такие истории особенно сложно. Если женщина в таких случаях вольна сама совершать выбор, пусть часто и очень сложный, относительно своей дальнейшей жизни, то ребенок такой возможности выбирать просто-напросто лишен. Поэтому когда женщина в такой ситуации отказывается предпринимать действия для выхода из ситуации насилия, мотивируя это, например, тем, что ребенку нужен отец, очень мучает чувство бессилия, когда ты точно знаешь, какими могут быть последствия для ребенка, но ничего не можешь сделать.
— Кто занимается поддержкой пострадавших в вашем проекте? Как вы собирали свою команду?
—В команде проекта работают пять психологов, среди них детский психолог и специалист по работе с собственным агрессивным поведением, один юрист и два социальных консультанта (я одна из них). Это преимущественно женщины, но есть и один специалист мужчина. Команда сформировалась еще четыре года назад, когда мы только начинали проект: вокруг нашей инициативы как-то сразу сложился круг единомышленниц, которые и продолжили работать вместе.
— Вам или вашим сотрудникам приходилось сталкиваться с эмоциональным выгоранием? Кому-то требовалась психологическая помощь?
— Работа в теме насилия, особенно работа волонтерская, очень рискованная, с точки зрения угроз эмоционального выгорания и вторичной травмы. Поэтому мы очень внимательно относимся к этим рискам. Прежде всего, все специалисты осведомлены о них и о том, как распознать эти явления. Далее, в арсенале каждого специалиста есть психологическая помощь коллег, супервизия, личная психотерапия. У нас периодически бывают ситуации, когда специалист сообщает о том, что ему нужен перерыв в работе, чтобы восстановить внутренние ресурсы. Такие запросы чрезвычайно важны и удовлетворяются в обязательном порядке.
— Существуют ли какие-то программы подготовки для волонтеров в вашем проекте?
— Кроме всего остального, я регулярно провожу школу волонтера. Она проходит раз в сезон и готовит начинающих волонтеров со всей России и даже из других стран. Это подготовка к работе не в конкретно нашем проекте, это общая подготовка для волонтеров: мы говорим о мотивах волонтерства, о его вызовах и стереотипах, о понятиях травмы, родительской депривации и инвалидности, о вторичной травме, эмоциональном выгорании и профдеформации.
Если же специалист-волонтер хочет работать именно в нашем проекте, то я в индивидуальном порядке дополнительно готовлю для него или для нее подборку необходимых материалов по работе в теме насилия. Мы стараемся систематизировать свой опыт, поэтому у нас есть различные информационные буклеты, методички и подобные материалы, которые помогают в подготовке волонтеров.
— Ваш проект проводит ликбезы на тему домашнего насилия в Самаре или области?
— Да, конечно. Информационная, просветительская работа — это один из важнейших инструментов профилактики насилия, особенно если речь идет о просвещении молодежи. И мы тоже, конечно, стараемся не оставлять этот вопрос без внимания и приезжать с просветительскими лекциями и занятиями к молодежи, когда нас приглашают в университеты и колледжи. Впрочем, ликбез по проблеме насилия актуален в любом возрасте, поэтому мы готовы работать и работаем с самыми разными аудиториями. Это могут быть встречи в лекционном формате, а могут быть интерактивные встречи, на которых мы смотрим и обсуждаем видео, играем в ролевые игры и так далее. Кроме того, на такие встречи мы всегда берем с собой раздаточные материалы — листовки и памятки, которые легко взять с собой и в которых мы напоминаем о важном: как распознать ту или иную форму насилия, как обратиться за помощью и подобное.
— Помогает ли освещение данной темы проблеме домашнего насилия?
— Освещение проблемы насилия чрезвычайно важно, потому что именно так можно менять отношение к самому явлению насилия. Освещение проблемы это профилактика самого насилия. Чем больше мы говорим о насилии, тем меньше молодых девушек вступят в абъюзивные отношения или застрянут в них, не разобравшись или побоявшись порвать. Чем больше мы говорим о насилии, тем сильнее будет чувствовать себя женщина, уже находящаяся в ситуации насилия — тем больше шансов выйти из насилия появится у нее. Чем больше мы говорим о насилии, тем более очевидными становятся фундаментальные истины: насилие — неприемлемо, а пострадавшая — не виновата. Чем больше мы говорим о насилии, тем больше шансов у наших детей дожить до такого состояния общества, в котором насилие будет порицаемо и неодобряемо, до общества, свободного от насилия. Молчать о насилии — это делать его сильнее, потому что насилие любит тишину, оно крепнет в тишине. Поэтому если мы хотим противодействовать насилию, первое, с чего необходимо начать — говорить вслух.
— Как вы думаете, какое нынешнее отношение общества к проблеме домашнего насилия? Какие существуют предубеждения?
— Я думаю, что в широком смысле пока отношение общества к проблеме домашнего насилия, увы, скорее традиционное. Да, есть активные сообщества, которые работают (и эффективно) над изменением общественного мнения, но пока это лишь отдельные островки, которые, впрочем, растут. Но в широкой массе пока всё в основном по-прежнему: если бьет, значит заслужила или спровоцировала (то есть сама виновата); для воспитательных целей поднять руку не грех (то есть насилие может быть приемлемым и даже желательным); домашние разборки это и насилие вовсе, а дело житейское (то есть насилие это нормально) и так далее.
Обратиться в проект «Знание остановит гендерное насилие. Поиск новых решений» можно по электронной почте: 911@help2stop.org, а также в официальные группы в Facebook, ВКонтакте и инстаграм по хэштгегу #знание_остановит_насилие.
Фото отсюда.
12+
Еще больше интересного на главной странице
